Каталог
>
Материалы, исследования
>
По следам...
В период с 1996 по 2001 год в поселке Зубово и прилегающих к нему деревнях собирался материал по теме «Магия и передача знаний»[2]. Фиксировались: тексты заговоров и обрамляющий их «контекст»: кто, где, когда и при каких обстоятельствах мог использовать и передавать «знания». Были записаны заговоры на унятие крови, от ушиба («прицки»), от ломоты в ногах, от сглаза/оговора (от «озыку»), от родимца, золотухи, грудника, щемоты, от отнятой постели, от пьянства, для легких родов, привороты/отвороты, на подход к начальству и др.[3]; описания различных магических действий[4], а также обереги и тексты этикетного характера[5].
Особое внимание уделялось текстам, традиционно называемым мифологическими рассказами, центральным персонажем которых оказывается «знающий». Нам удалось выделить четыре цикла рассказов, группирующихся вокруг этого персонажа:
1. Рассказы о лечении: а) циркулирующие в конкретном социуме (среди «не-знающих»); б) входящие в репертуар «знающего».
2. Рассказы о поиске людей (скотины), потерявшихся в лесу (входят и в репертуар социума, и в репертуар «знающего»).
3. Рассказы о передаче «знаний» (входят и в репертуар социума, и в репертуар «знающего»).
4. Рассказы о смерти «знающего».
Собранный материал мы попытались сгруппировать не только по темам, как это принято в большинстве классических и современных изданий[6], но и по исполнителям[7]. Такой подход позволил поставить ряд актуальных, на наш взгляд, вопросов:
1. Как члены социума рассказывают о носителях магического знания (при помощи каких нарративов)?
2. Как «знающие» рассказывают о себе? При помощи каких нарративов они себя позиционируют?
3. Кто, по мнению социума, является «знающим»? Как таких людей называют? Каким образом подтверждается «знание»?
4. Какие типы «знающих» существуют в современной деревне?
5. Существует ли специализация среди «знающих»?
6. Отношение «знающих» друг к другу и социума к ним (изменение отношения с течением времени – например, в связи с тяжелой болезнью/смертью «знающего»).
7. Способы обучения и передача «знаний».
Ответы на данные вопросы позволят проследить, каким образом репрезентируются социальные связи, которые существуют между носителями магического знания и другими членами данного сообщества.
Как показал опрос, все члены социума, с которыми мы общались (женщины и мужчины 25 – 90 лет), периодически прибегали к помощи носителей магического знания или были хорошо осведомлены о таких людях, проживавших и проживающих в данной местности: на вопрос о лечении, порче, «знании» и т. п. следовал более или менее развернутый текст на эту тему. Например:
Соб.: А портили больше мужчины, колдуны-то, или женщины?
Инф.[8]: А кто их знает. Может, кто знает налажает, тот, может и портит. Кто, говорят, килы садит, тот и вынимает. Он, может, знает наладить, да знает испортить. Дедушка у нас-то знал[9]. Баба приехала с Царёва. Он ей пособлял на хлеб-да, на соль-да. Он глухой, кричит, надо кричать, его спрашивать – чё, как. А мы тогда ещё были небольшие, не понимаем. Слухаем, слухаем да засмеёмся да убежим. А слухать-то слухали, чё говорят дедушка да баба.
Соб.: Говорят, в Сосновом Бору есть женщина, которая умеет килы[10] снимать…
Инф.: Есть-есть. Курочкина Зина. Вот она у Тани-то[11] у нашей и снимала. Я послала. Я и раньше посылала: «Таня, съездите-съездите, сходите-сходите». А мине-то бабка Фиса сказала-то: «Пусть, – говорит, – сходит к Зинке-то к нашей, в РТС». Потом уж всё-таки сходила – пособила.
Рассказы о деятельности живущих и умерших носителей магического знания сосуществуют практически на равных правах, правда, имена называются далеко не всегда: чаще они упоминаются, если человека уже нет в живых. Имена начинают вводиться в текст при его повторных воспроизведениях. Так, например, в записи 1997 года (при первом рассказе о событии) имя женщины, испортившей корову информантки, не называется:
У меня у самой было раз. Вели с Городища […] корову […] и на Аэропорте […] попала одна женщина: «Коровушку купили, – грит, – купили, у кого купили-то?» […] Она провела по хребту её, по хвосту: «Ой, корова дак хорошая». И эти, меж рёбрам-то, приметили, что хороша, вымя потрогала: «Корова-то хорошая». А я чё, молодая, дак безо всякой задней мысли, и не подумала, что она чё нам корову сделала. Привели домой корову. Доить-доить – ничего сделать не можем, молока ни грамма не выдаёт, никак не выдаёт. Мы с лечебницы и ветеринара пригласили. […] Никак, ни капли молока, и это […] стала тут рассказывать – грят: ну, это сделано… не вернуть. Не сделать ничего уж, не вернуть. [Женщина] знакомая, только не скажу (выделено нами – С. Ж.)[12].
В последующих экспедициях имя уже называется, сопровождаясь просьбой не передавать информацию.
Магические способности человека чаще всего описываются при помощи глаголов: умеет – делает – помогает (пособила) – налажает – знает – портит и т. п. (кто знает налажает, тот, может и портит[13]; она много чего знает/знала, я кой-чё знаю, вот чё знаю – дак помогаю[14]). Реже встречаются существительные и прилагательные: худая, волшебница[15], колдунья, колдунья-ворожейка:
К одной женщине ходил мужик. Она вдова была. У мужика баба была. И вот эта баба [жена мужика] колдунью [здесь и далее выделено нами. – С. Ж.] нашла. И ему клала вот сюда [подмышку] иголку, в пинжачок. Мужчина дойдёт до крылечка, через порог перешагнуть не может, не может ноги поднять. Постоит, постоит в избу не зайдёт. И так и уйдёт. Потом эта увидела [вдова]:
– А чё, Саша, не заходишь?
– Не могу, не могу, Фиса, не могу, не могу. Через порог перешагнуть, ноги поднять не могу.
Так в этот день и не зашёл.
Тут были какие-то приежжие. Она сошла к ним [Фиса, вдова], к этой бабе и рассказала ей всё. А баба ей говорит: «Он придёт, да ты увидишь, он идёт, ты выйди. У него вот тут иголка. Ты его поглади, а потом: "Ой, чёй-то, Саша?"»
Он пришёл. Она: «Саша, заходи».
Он: «Не могу, не могу, Фиса, ноги поднять».
Она и начала гладить: «Ой, Саша, у тебя иголка, ой, ой, ой! Дунька, Дунька, верно, крапала и оставила». Она взяла, Фиса, эту иголку. Она, как ее мама научила, через левое плечо 3 раза переговорила, бросила. Саша стал ходить, пока мог. До смерти.
Вот какие колдуны были[16].
Сами «знающие» также хорошо осведомлены о «коллегах по цеху». Более того, при необходимости они пользуются услугами друг друга. Приведем рассказ одной до недавнего времени активно практиковавшей «знающей»:
Я пала и плечо досадила, и боком, и изругалась. У мня сильно болело, я ходила тут к одной женщине. И она это, мине на шерстяную ниточку наделала и завезала, и у мня сразу лучше-лучше-лучше – и зажило[17].
Осведомленность о другом «знающем» может носить характер предупреждения:
Инф.[18]: Вот там на посёлке есь старуха, ой жо… Ка… Калабанова! Ты не записывай! Говна! Не ходи к ей: она и килы можот садить. Калабанова, Маруся. Он отнимает вот… это… Постелю-та.
Мотивировки обращения к другому «знающему» могут быть двух типов:
1. «Cебе не будет “ладиццы”».
2. В том случае, если подобный заговор не входит в компетенцию данного «знающего» (что соответственно позволяет говорить о специализации среди «знающих», об этом ниже). Если «знающий» осознает ограниченность своих возможностей, он признает свое бессилие:
Инф.[19]: Вот у мня-та умерла Тамара-та[20]. Насажены килы-та были, на мозги […].
Инф.: Не-ет. Мы, мы ходили дак и, она [дочь] маленько уснула, как терпенье-то было у ей, а она [Зина] сказала, што эти чугунные килы, я не могу этих вернуть. Она прямо сказала: «Этих кил не вернуть».
Рассказ о «знающем» строится как рассказ о лечении этим «знающим» какого-то заболевания (доминирующая тема – снятие кил / лечение «óзыка»[22]) / поиске потерявшегося. Схема такого рассказа выглядит следующим образом[23]:
1. Неординарное событие (болезнь, пропажа, контакт-конфликт с женщиной/мужчиной, которые «знают»/«делают»)[24].
2. Безрезультативное обращение за помощью к официальным/общественным организациям.
3. Совет знакомой женщины (соседки, родственницы, врачей) сходить к такой-то туда-то[25].
4. Просьба страждущего помочь.
5. Вопрос знающего: кто дал «рекомендацию»?[26]
6. Ответ.
7. Предупреждение о том, что лечение может быть неудачным, если «слова» придутся «не по крови», болезнь окажется серьезней, чем ожидалось, или болезнь послана на определенное время.
8. Лечение, сопровождающееся выяснением виновника болезни[27] / общения с лесным.
9. Благодарение (в случае успешности «курса лечения) / поиски другого специалиста (в случае неудачи).
Естественно, в разных рассказах эта схема реализуется с разной степенью полноты, а основные сюжетообразующие элементы могут меняться местами:
Соб.: А вот эта бабушка, которая на поселке, ее не боятся?[28]
Инф.[29]: Она сейчас стала чё-то такая уж… Сын помер, невестка померла, и она стала уж чё-то такая, с головой у нее нехорошо стало, неладно и говорит. Поговорит одно, начнёт другое… Она на хорошее делала только, она вот сколько на хорошее делала. Она Татьяне у меня килы снимала, дочке. Мне эта, Татьяна Ивановна Афоничева… Пришла она [дочь Татьяна] с командировки, работала ревизором. Приходит плачет, все эти… на коленках было, коленки как окованы все были. Мине эта Татьяна-то и говорит, вместе-то работали: «Знаешь чё, сходи-ко к Анне, от кил поделай-ка». Я сошла к ней. Она говорит: «Кто тебе сказал?» Сразу не стала признаваться. Я говорю: «Яковлевна, если можешь чё, дак помоги. Вот так и так – пришла Татьяна с командировки, вот это на ногах». Она говорит: «Пусть придет, я погляжу. Кто, – говорит, – тебе сказал-то, наверное, Татьяна Ивановна?» Я говорю: «Ну». – «Я ей делала, Павлу Васильевичу». Татьяна сходила, моя. Она на вазелин поделала, два разка только поделала, и всё как рукой сняло.
А она [дочь Татьяна] там была в командировке, всё у одной бабушки приставала [останавливалась]. Придет, дак всё у одной. А тут пришла, старушек сидят, – говорит, – у ней. А одна, – говорит, – пошла, у дверей остановилась да чё-то шопчет, шопчет и плюнула через порог. А эта хозяйка-то, Евдокия Павловна звали эту старушку… Я, – говорит [Татьяна], – говорю ей: «Евдокия Павловна, чё-то не знаю, пошла вот эта старушка, да чё-то шоптала да через порог плюнула». Та говорит: «Танюшка, ведь она худая, волшебница».
А вот потом вишь, чё сделалоси с коленками, так она потом ездила еще в командировку, дак рассказывают, что домой-то съехала, она говорит, она точно на тебя наделала, плюнула и насадила кил. Вот вышла из избы через порог, нога там, а другая – тут. Чё-то шопчет сама, а потом плюнула и двери закрыла, ушла».
Другой пример:
Инф.[30]: Ну, она, видимо, знала и не только вот что-то хорошее, могла и еще что-то. Как-то ее побаивались, она могла чё-то.
Инф.[31]: Да-да, могла и килы посадить. Мне были. Я вышла замуж, девки, первый год… а поросенок прибежал бабки Степановны, я его прогнала. Ничё и поросенка-то и не хлестнула. Такая бабка была злая. А тут Ваня-то жил… Пошла я к маме, пришла, у меня вот в этом месте зачесалоси, подняла сорочку, так у меня там все пупыши красные, мне Ваня-то насадил кил. Так целый год маялась: как месяц проходит – они проходят, как месяц нарождается – они снова нарождаются. Ездила в Царево к Баличихи, Баличиха всё знает. Там-то ночевала. Там как она мне сделает на печке, пособит: «Иди, – говорит, – на печку». А печка большая. Ой, дак там хоть я в дубы скачи. Она приходит к печке, говорит: «Чё, матушка, заснула?» – «Ой, тётушка, я больше не могу, хоть в дубы скачи, рвёт у меня». – «Ну, не ладится, матушка, ночуй да и с утра поезжай домой: сложены в печке либо на год кладены [килы]», – она мне сказала, покойница Баличиха. Мама уж ездила по Городищу и везде-то. Дрожжей-то сколько я перепила (это наколдует колдунья-то), и ничего не помогло. Как год сполнился первого мая – всё очистилось, всё. Год страдала я. В больницу чё пойдешь, в больнице ничего не сделают. Мне здесь проходили по суставам [килы], по суставам они ходят-то, по локтям, по ногам, по коленкам.
Рассказ «знающего» о своем умении чаще всего представляет собой описание действий при лечении («слова» опускаются) или тексты заговоров без демонстрации акционального ряда (если, конечно, «знающий» не ставит перед собой цель «передать слова»)[32]. Рассказы о поиске скотины представляют собой исключительно описания акционального ряда:
Вот тут моя золовушка жила. У них потерялась корова. Ночью нету и другой нету. Искали – никак не могли найти. Уж, верно, не на тот след ступила, выпустили, верно, не так. А в Ивановском старушка была, старушка-то эта, она знала и ходила [с лесным беседовать]. [Золовка информантки пошла к этой старушке.] А эта Манюшка [старушка] говорит: «Я бы тебе сходила [корову поискать], да я уж теперь не хожу. Мне такой… Я думала, меня захлёщет вершинами. Чё-то неладно сделала, так теперь я боюси ходить, теперь я не хожу. Ничего не знаю». [И посоветовала сходить к другой женщине, которая сказала, что надо идти в поле, а она как раз сейчас не может из-за болезни. И в результате научила, что надо делать, чтобы найти корову.] Она мине и рассказала, как надо идти: в 12 часов ночи. Вот, говорит, иди в полё (там полё было, картошку садили), и которая тропка идёт в Шолу одна, вот сюды, а другая – на реку. Вот иди на эти кресты, вот эти слова скажи [информантка уверяет, что она их забыла] и обратно пойдёшь и заломай заломинки к дому.
А полё-то было огорожено, там был завор, заворницы такие были. Завор, говорит, раскидай, чтобы комель был там, а вершины здесь. Я раскидала, а золовушке и говорю: «Ну чё, ты пойдёшь?» А она сказала, что одной идти надо в лес. Она сказала: «Я не пойду: не смею». А Федосья-то [другая золовка информантки] говорит: «А давай- чё будет!» Она до завору дошла. Заворницы я расклала: комель – туда, а вершину – сюда. (Завор – это жерди, которыми всё от коров загораживают). Пошла вот эти… а чё говорила – забыла. Обратно пошла, заломинки заломала и пошла [домой] на посёлок. Пришли домой. Она утром сказала, что ходить не надо никуда, если жива [корова] – сама придёт. Немного времени прошло – корова идёт и мычит. И сама – на двор[33].
Если лечение знающего (по слухам/на личном опыте) не приносит результатов, его «рейтинг» может сильно упасть – и в глазах социуме, и в глазах «коллег по цеху»:
Соб.: Говорят, в Сосновом Бору бабушка есть, щемоту тоже лечит… Зоя Иванова, кажется… […]
Инф.[34]: Иванова? Ни лешева она не знаэт. Не бабушка, она ишо молодаа. От свекровки переняла, от свекровки[35]. А не… Мало от её пользы, я слышала от людей. […] Бабушка у их знала… Свекровка. А она ни… ничё не знаэт. Чё-то… Чё-то я слышала от людей[36]… Не ладиццы от неё ничё.
На «рейтинг» влияет и состояние здоровья «знающего»: как только он серьезно заболевает (душевно или физически), его «рейтинг» резко падает, вплоть до обвинения в полном «незнании»:
Соб.: А вот эта бабушка, которая на поселке, ее не боятся?[37]
Инф.[38]: Она сейчас стала чё-то такая уж… Сын помер, невестка померла, и она стала уж чё-то такая, с головой у нее нехорошо стало, неладно и говорит. Поговорит одно, начнет другое…
Другой пример[39]:
Соб.: Говорят, что на поселке есть женщина, которая может искать, Дорошенко (Степанова) Анна Яковлевна…
Инф.[40] [Смеется.]: Подруга моя. Ни лешья она не знаэт. [Смеется.] Ни лешья она не знаэт. Она много берет на себя, пользы мало. [Смеется.] Соб.: А про нее говорят…
Инф.: Знаю, знаю я. Степанова. Она сама, каэццы, не тово стала.
Инф.: Не болеет, красиваа, хорошаа. Ну, тожо, каэцца, маленько посбиваэццы.
Инф.: Ну и она… е… чичас живаа, есь. Сын обокрал её всю. И она в больнице пока лежала ак, сын прóпил у ёй много чё дак, она как с ума сошла. […]
У ёй домик свой, она чистоплотнаа така, хорошаа. Ну, много на себя берёт… неправды.
К полному или частичному отказу от «профессиональной» деятельности приводит и полная потеря зубов:
Инф.[41] …Мне она говорела, я говорю, я не умею заговаривать, да у меня и зубов топерь мало ак, нао зубы хорошия.
Инф.: Да.
Соб.: Это только чтобы грыжу заговаривать, нужны зубы? А для другого не надо?
Инф.: Ну да уж это четыре зуба осталось да. А ладиццы так-та, друго чё ладицца. Грыжа нада это чтобы…
Из-за отсутствия зубов у «знающего» может не состояться передача «знаний»:
Инф.[42]: Я ходила к бабке одной… Надя… дак у нее не было зубов, дак она мне ничё не дала. «Зубов нет, дак пользы не будет, – говорит. Надо, зубы чтобы были, так я бы чё и передала, а зубов нет, дак я и не буду передавать, ничё не будет у тебя пользы. К бабке-то я ходила перед смертью к ней, она мне не пособила ничем, ничё не посоветовала, ниче не дала. И не надо мне, только греха себе на душу.
Правда, тут возможен компромисс:
Инф.[43]: А есть и старики… такой дедко есть. Вот у меня были килы насажены, все разнесло. На Сосновом Бору, так там Курочкина Зина у ей отец знал. Я пришла к нему, говорю: «Дядя Володя, поделай ты мине». – «Ой, девка, у меня зубов-то нету». А мать-то и говорит: «Поделай через гребенку-то бабе». Вот зубов нет, вот гребенку ко рту приложит, вот через зубчики, видимо. Вот че-то, наверное, влияет. Он мине поделал, раньше на тракторах был солидол, желтый, что вот масло сливочное. Он говорит: «Нету у тебя ничего [на что можно было бы слова наговорить]». Я говорю: «Нету». – «Давай я тебе на солидол поделаю, если поладится, намажешь ты и сразу уснешь». Я намазала, уснула, а проснулась – все порвалося, протекло. Я потом второй раз еще к ему сошла – сразу с двух раз. Он сказал, что еще бы надо поделать, а у меня все сошло, я больше и не ходила. Сошла к ему потом рассчитываться, он: «Ничего, милая, не надо. Дай Бог, что тебе поладилось все хорошо». Я вот все вспоминаю, так дай Бог ему легкого лежания. Он помер, так чтобы была земля пухом. […]
Соб.: А вы видели, как он делал?
Инф.: Нет, он там, на кухне делал. Ну, слова наговаривает. Гребенку так ко рту положит, и как будто через зубы идет.
Как мы уже говорили, критерий «ладиццы – не ладиццы» является одним из определяющих при формировании отношения к «знающему» (хотя, как мы уже говорили, тут есть «куда отступать»: не «ладиццы» может просто из-за «крови»). Другой критерий, влияющий на статус знающего, – постоянные обращения за помощью:
Инф.[44]: От меня всё ладиццы. Отец уже 36 лет помер. Я всё делаю. Если бы не ладилось, дак не ходили люди. Всё ладиццы.
Третий критерий – «правильное» отношение к вознаграждению за помощь[45]:
Инф.[46]: Да помнишь ты, вспомнишь. Ты же их сама отправила на Максимово к этой бабушке. Вот они приехали, она им дала какой-тол [неразб.], че-то там пошептала, какую-то настойку дала. И сказала, что «мне никаких…» – настоящие, если кто помогают чем-то вылечить, то они не берут ни денег, ничего. Подарок какой-то подаришь. Они ей платок привезли. Она платок взяла, даже обратно пеленку отдала, сказала, что вот так положено (здесь и далее выделено нами. – С. Ж.). Тане сказала, что: «Придешь и выпей, и уснешь». И Володя-то уехал на работу, Таня все это выпила и уснула. У нее все из груди вытекло, оттуда столько грязи все рассосалось. Вот насаживают как килы, заклятие, наговор какой-то. Я бы так тоже не поверила, да вот… У нее не проходило, и уже операцию надо было делать, и то, не известно было, пройдет ли это у нее. Все сомневались. Да килы были раньше. А я тоже, помнишь, приезжала, на свадьбу приезжала. Это уже называется… тоже шептала она что-то мне. Я подвернула ногу так сильно. Вот я в этом году ногу подвернула, дак я неделю ходила с опухолью и ходила к врачам. А здесь я к ней пошла… Она тоже… Ни денег я ей, ничего, только конфет. Она мне пошептала, перевязала, у меня все прошло.
Еще пример:
Инф.[47]: Сошла к ему [к старику, который снял информантке килы] потом рассчитываться, он: «Ничего, милая, не надо. Дай Бог, что тебе поладилось все хорошо».
Четвертый критерий, по которому оценивается «знающий», – это способ получения-передачи «знания». Так, двое из трех «стопроцентно» признанных социумом «знающих» (Дорошенко А. Я., 1925 (?) г. р., Курочкина З. В., 1931 г. р., Кучерова И. Я., 1910 г. р.) получили «знание» от отцов (А. Я. Дорошенко – от матери), а те в свою очередь – от нищего/прохожего старичка, в благодарность за оказанную услугу[48]. Причем в обоих случаях возникает тема письменного/печатного слова (у отца И. Я., по ее словам, была специальная книжка, а отцу З. В. Курочкиной прохожий велел записать слова)[49].
Именно выстраивая такую цепочку – «знающая» – ее отец – нищий – И. Я. Кучерова позиционирует себя и З. В. Курочкину как действительно «знающих». Более того – знающих «на хорошее»:
Инф.: …Я вот э кой, кой-чё маленько знаю, дак я уж вот дочери оставлю, а больше никому… не дам. Это хорошие слова. А худых я не взяла слов[50], у мня знал отец всякие[51]. При… приделать, приделать знал и отделать знал: у ево была книжка. Мне он не посоветовал: не нада… этих. Когда поделаэшь это, ты потом [изображает зевание] хамкаэшь, зеваэшь – тебя ломаэт! Не(ль)зя. Худыэ слова – худо. Хорошиэ слова – хорошо.
Соб.: А папа ваш от кого знал?
Инф.: Тожо знал: ево старичок научил прохожой.
Высокий «рейтинг» третьей «знающей» обеспечивается рассказами (бытующими и в социуме, и в репертуаре самой А. Я. Дорошенко[52]) о том, как она садит килы и находит скотину, потерявшуюся в лесу. Эти способности довольно открыто манифестируются и самой «знающей» – например, при помощи формул типа:
…Она [женщина, разбившая семью] переживать будёт, и у ёй будут вот такие нарывы на теле, по всему нар… нарывы будут. Кил я ей насадила хороших! Смертельных! Даже нутряных насадила кил![53]
Пятый и самый верный критерий, подтверждающий все слухи, ходившие о «знающем на плохое», – его смерть[54]:
Инф.[55]: Вот у нас в Смолине старушка умерла, так она много, чё знала, никому не сдала. Так она умерла, да говорят, вот здесь населения сколько, я у невестки спросила у ейной: «Правда, у вас с бабушки эдакий язык вытянуло?» Она говорит: «Правда, Нина. Отродясь сколько жила, не видала, у первого покойника, на лоб язык вытянуло». Не сданы были слова.
Соб.: А откуда это известно, что не сданы слова?
Инф.: Старые люди ведь с этим сами по себе вообще знакомы, что не сданы слова, дак язык так вытянет. Надо было, говорит, сдать слова. Не открывали лица. Ребята мне сказали, что бояться будут потом. Она на всё знала: и на худое, и на хорошее.
Таким образом, биография ныне живущих «знающих» еще не завершена: социум еще не вынес свой окончательный вердикт относительно их способностей – не подставил их имен в соответствующие мифологические рассказы.
Тема смерти людей, «знавших на хорошее», для мифологических рассказов не актуальна[56].
Специализацию знающих можно продемонстрировать на примере упомянутых выше трех знающих[57].
Так, за З. В. Курочкиной, как и за ее отцом, социум прочно закрепил исключительно способность снимать килы[58]. И это – несмотря на устойчивое представление, бытующее в Шоле, о том, что «кто умеет снимать килы – тот умеет и садить».
«Епархия» А. Я. Дорошенко (заявленная самой информанткой и «сертифицированная» социумом) – садить килы (óзык) и искать пропавшую в лесу скотину. Менее отмеченная социумом деятельность – лечение сухоты, снятие кил, «на подход к скотине».
Инф.[59]: У нас вот здесь есть такая бабка, все её зовут вертелка да вертелка, Анна-вертелка. Дорошенко, Степанова, вертелка – это все её звания. Она может спокойно обойти кругом – и до свидания. Вот я попадала к ней на руку. Вот я пошла в магазин, нарядненькая, хорошенькая, как говорится, как положено, и они были у больницы, и она вокруг меня обошла – все. А глаза-то у нее уставляют, как говорится, в одну точку в какую-то определенную, ну и все. Ночью я уже заболела, а полторы недели еле ходила, пока не сходила к бабушке. А слов-то совсем немного надо, вот когда я к бабушке-то пришла. Ну, бабушка-то со мной одного года, просто так называю бабушкой. Вот она в чистую воду опускала пять угольков, можно семь, можно три. И вот, если есть озык, эти угольки они вот так вертятся. Я ходила к ней три раза, и мне стало лучше. А слов, дак совсем мало надо, вот которые она наговаривала. Она никак не говорит этих слов. Пошептала че-то там, всё. «Пейте», – говорит. Я выпила. Потом надо молчать пять минут. И вот этот озык проходит. Просто чистую воду она почерпнула из бачка, где вода-то хранилась, в стаканчик налила и все. Шептала она прямо при мне, но я не слышала, че она говорила. Это было вот года два тому назад. Мы с ней работали [с Дорошенко], когда я работала в интернате, она у нас ночной няней работала, так мы с ней дружны были. А вообще говорят, колдуньям не терпится, все равно надо че-то сделать. [Мы рассказали Людмиле Павловне, что ходили к этой самой Дорошенко, на что Л. П. сказала нам, чтобы мы ее не боялись]: Обычно говорят, приколдовывают… вот когда заходите, первым долгом на матицу посмотрите и, если сидеть, дак нога на ноге.
Соб.: А у Вас с Дорошенко не испортились отношения после этого случая?
Инф.: Я, знаете, как, все равно стараюсь, когда иду, фигу [неразб.] держу. Надо все равно опасаться кого-то. […]
…Она знает… К ней просто ходят с просьбой, например, оказать помощь, может быть корова плохо стоит, не доится, не дает, она тоже может наделать, помочь. Хорошо, что есть такие, которые делают только доброе. Есть вот такие, что только делают плохое. Вот есть привораживают – она тоже, наверное, этим делом занимается. А у самой в жизни ничего не получалось. У детей ничего не получается. У нее страшное состояние в семье.
«Репертуар» И. Я. Кучеровой гораздо шире (репрезентируется самой И. Я. Кучеровой):
1. На легкие роды.
2. От родимчика.
3. От грудника.
4. От оговóру/óзыку.
5. От грыжи («чичас позабыла»).
6. От золотухи.
7. Заводить/провожать скотину.
8. От боязни покойников («покойник беспокоит»)
9. Отнятая постель.
10. От ломоты в ногах.
11. От чирьев.
Это хорошие слова. А худых я не взяла слов[60].
Хотя социум связывает имя И. Я. Кучеровой не только со способностью лечить грыжу, отнятую постель, золотуху, порчу, но и привораживать (она приворожила невестку к сыну) и наводить порчу (на скотину):
Инф.[61]: Иринья Яковлевна делает от золотушки, от всего. Она знает и от другого. Разок у Насти у Трушечевой у ней заболел мальчик из двух сыновей. И вот сделалось так плохо, что уже все, умирает. Она не понимает, в чем дело. Рядом был врач. Ну, ничего не могут определить, все вроде бы как в норме. А потом Настя стала мести улицу, метлой метет. И вот эти мосточки, которые подходили к крыльцу от дороги-то. А там венок церковный, с кладбища, вернее, принесенный, с могилы. Она и побежала к Яковлевне, что так и так. Она ей: «В двенадцать часов вставай и кидай через голову, в чисто поле в любую сторону: ''Откуда пришла – тому и приди”».
Таким образом, в двух случаях из трех (Кучерова И. Я., Дорошенко А. Я.) мы имеем парные тексты: рассказы, функционирующие в социуме, и рассказы, при помощи которых «знающие» позиционируют себя. Эта парность помогает более детально проанализировать роль «знающего» и его статус в социуме.
В завершение перечислим типы «знающих», которые нам удалось выделить.
1. «Знающие», «сертифицированные» социумом (это люди, умеющие лечить серьезное заболевание / возвращать пропавших в лесу людей/скотину).
2. «Лже-знающие», ради шутки или из желания повысить свой статус приписывающие себе магические способности (которые не подкрепляются соответствующими нарративами).
3. «Потенциальные» «знающие» – те, кому передали «слова», но кто еще не может ими пользоваться[62].
4. «Осведомленные» – те, в чьем присутствии производилось лечение (в ряде случаев могут стать потенциальными, а в дальнейшем – настоящими «знающими»).
5. «СМИ-знающие» – новый тип «знающих», это те люди, кто пользуется текстами, почерпнутыми из средств массовой информации[63].
Интересно, что даже «сертифицированные» социумом «знающие» могут с доверием относиться к текстам из СМИ. Так, во время экспедиции летом 2001 года мы записали заговор от пьянства, который пользовался большой популярностью у всех типов «знающих». Он был опубликован в газете «Вологодская неделя» в рубрике «Письма» (прислан читательницей из Тарноги[64]):
…Нужно найти в малиннике 8 зеленых клопов и забросить их в пол-литра водки. Через неделю-другую нужно угостить пьющего члена семьи рюмочкой из той бутылочки. И всё: не захочется ему больше пригубить сего зелья. Надежная штука, правда, придется ждать до весны, когда в малиннике клопы оживут. […]
Да, если женщина не знает молитв, то надо хотя бы тайком перекреститься и прошептать: «Помоги, Господи, рабу Божьему (имя)». Бросит мужик – это точно.
Есть основания предполагать, что «каста» шольских «знающих» включает в себя гораздо больше имен. Представляется, что дальнейшие исследования помогут нарисовать более полную картину.
[1] Работа выполнена при поддержке Фонда Сороса. Грант RSS/OSSF # 1133/2000.
[2] См. архивы Пропповского центра при филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета, фольклорный архив этнологического факультета Европейского Университета в Санкт-Петербурге и архив автора данной работы.
[3] В том числе обрывки заговоров (присушка и др.).
[4] Описание лечения сухоты, «думы», «своего» (паралич/грыжа у ребенка), кил; снятие отворота и др.
[5] Из последних изданий см.: Обереги на: сон, дорогу, детей, скот, на разные случаи. Магический этикет: переселение в новый дом; отъезд, выход из дома; домашние и хозяйственные правила и запреты; родильная обрядность; баня; скот; поведение в лесу; поведение у воды (подобная систематизация материала в издании Традиционная русская магия в записях конца ХХ века / Сост. С. Б. Адоньева, О. А. Овчинникова. СПб., 1993).
[6] Из последних публикаций см.: Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В. П. Зиновьев. Новосибирск: Наука, 1987; Традиционная русская магия в записях конца ХХ века / Сост. С. Б. Адоньева, О. А. Овчинникова. СПб., 1993; Русские заговоры и заклинания. Материалы фольклорных экспедиций 1953 – 1993 гг. / Под ред. В. П. Аникина. М.: Изд-во МГУ, 1998; Русские заговоры Карелии / Сост. Т. С. Курец. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 2000; Новиков Ю. А., Тримакас Р. Поверья и мифологические сказания о «волхвитах» (колдунах). Из записей фольклора старобрядцев литвы // Русский фольклор. Т. XXXI. Материалы и исследования. СПб., 2001. С. 305 – 333.
[7] Смешанный подход при публикации материала (внутри тематических блоков материал расположен и по исполнителям) использовала Е. Н. Разумовская. См.: Разумовская Е. Н. Современная заговорная традиция некоторых районов русского Северо-Запада (по полевым материалам 1973 – 1988 гг.) // Русский фольклор. Т. XXVII. Межэтнические фольклорные связи. С. 257 – 273.
[8] Золина Е. В., 1914 г. р., ур. Базецкая, род. в с. Базега Базецкого с/с Шольского р-на. Зап. в д. Лукьяново Зубовского с/с Белозерского р-на Вологодской обл. 7.8.1998.
[9] У Золиной Е. В. «кой-чего» (в данном контексте – мало) знала и мама. Но ни от деда, ни от матери Е. В., по ее словам, ничего не «взяла». Исключение, которое нам удалось зафиксировать, – слова на остановку крови, которые Е. В. слышала именно от матери и впоследствии воспроизвела с подачи своей взрослой дочери.
[10] Килы – непроходящие гнойники-нарывы на теле/внутренних органах (в том числе и на мозге) размером примерно с фалангу указательного пальца; один нарыв проходит – на его месте вскакивает другой (ср. с описанием болезни «хомуты» в Мифологических рассказах Сибири). Одно из самых тяжелых заболеваний в данной местности (в ряде случаев приводит к смерти), которые один человек может вызвать у другого. Считается, что: килы не поддаются лечению официальной медициной; снимать килы может только тот, кто умеет их садить.
[11] Надежда, дочь Е. В. Золиной. Зап. 7.8.1998 в д. Лукьяново.
[12] Кустова Н. А., 1924 г. р., род. в Городище Мегринского с/с. Зап. в д. Верховье (Шола) 11.7.1997.
[13] Зап. в интервью с Золиной Е. В. Зап. 7.8.1998.
[14] Зап. от Кучеровой И. Я., 1910 г. р., род в д. Першутино Мегринского с/с (Городище). Зап. в д. Митино (Шола) в 1998 г.
[15] Зап. в нескольких интервью с Кустовой Н. А. Интересно, что, приводя имена и названия полесской ведьмы, Л. Н. Виноградова отмечает «абсолютное преобладание термина ведьма (вiдьма, вэдзьма, ведьмáрка)». При этом исследовательница указывает, что «параллельно используются названия следующего типа: знахóрка, колдунья, каўдóўка, валшэбница, варóжка, шептýха (иногда табуированные или бранные выражения: “тая, шчо знае” (выделено нами. – С. Ж.), “чертовка”, “змея”, “гадюка”» (Виноградова Л. Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М., 2000. С. 232).
[16] Антонова А. М., 1906 г. р., род. в д. Пёршино. Зап. в д. Митино в 1998 г.
[17] Кучерова И. Я. Зап. в 1998 г.
[18] Кучерова И. Я. Зап. в 1998 г.
[19] Кучерова И. Я. Зап. в 1998 г.
[20] Дочь И. Я. Кучеровой. Диагноз смерти, поставленный в больнице, – инсульт.
[21] Курочкина З. В., 1931 г. р., род. в д. Максимово (?), живет в д. Сосновый Бор (РТС). Признанный специалист по сниманию кил.
[22] «Óзык» – болезнь, вызванная в результате оговора или дурного сглаза. Вызывает сильное общее недомогание.
[23] Структуру устных демонологических рассказов анализировали М. Л. Лурье и И. А. Разумова. См.: М. Л. Лурье и И. А. Разумова. Анализ структуры устных демонологических рассказов как этап систематизации их сюжетов (доклад на семинаре «Сюжет-мотив-текст: Проблемы структурно-семантического указателя»). Исследователи ограничились анализом мифологических нарративов о демонах природного и культурного пространства, мотивируя свой выбор тем, что рассказы о кладах, предсказаниях судьбы, предзнаменованиях и т. п., а также “о людях со сверхъестественными способностями” (ведьмах, колдунах, знахарях) имеют в своей основе иные нарративные схемы, что связано с природой данной категории персонажей, включающей, в отличие от собственно “демонов”, сущностные социальные характеристики, которым, в свою очередь, соответствуют иные сюжетопорождающие возможности.
[24] Как правило, провоцируются вопросом собирателя.
[25] Обычно поход к «знающему» сопровождается физическим перемещением в пространстве.
[26] «Знающий» обычно никогда первым не афиширует свои способности. Информация о нем распространяется «по людям». О слухах и сплетнях, способствующих проницаемости общества, см. работу А. Кушковой «Деревенская сплетня: некоторые особенности бытования и функционирования» (в печати).
[27] Аналогичный момент выделяет и Г. И. Кабакова: «Для того чтобы выбрать подходящее лечение, целитель опознает болезнь и устанавливает ее источник и обстоятельства ее появления» (Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. М., 2001. Глава I, подглава «Классификация болезней». С. 43).
[28] Речь идет о женщине, которой приписывается способность садить килы.
[29] Кустова Н. А. Зап. в д. Верховье 27.7.98.
[30] Надежда, дочь Е. В. Золиной.
[31] Золина Е. В.
[32] Ср. описания лечения, записанные Е. Н. Разумовской от «знающих»: Разумовская Е. Н. Современная заговорная традиция некоторых районов русского Северо-Запада.
Одна из информанток, рассказывая по нашей просьбе в 1997 г., как она лечила то или иное заболевание, предупреждала, что мы не сможем воспользоваться ее словами, поскольку это рассказ, а не передача (механизм передачи, в двух вариантах, также был ею описан, а спустя год и воспроизведен в одном из них).
[33] Егорова А. К., 1921 г. р., род. в д. Линяково Мартыновского с/с. Зап. в д. Верховье (Шола) 20.7.1997.
[34] Кучерова И. Я.
[35] Получение знания от свекрови – довольно устойчивый мотив.
[36] В третий раз И. Я ссылается уже на «одного человека».
[37] Речь идет о женщине, которой приписывается способность садить килы.
[38] Кустова Н. А.
[39] Речь о той же женщине, что и в предыдущем примере. Кроме способности садить килы, ей приписывается способность искать скотину.
[40] Кучерова И. Я.
[41] Кучерова И. Я.
[42] Золина Е. В.
[43] Кустова Н. А.
[44] Кучерова И. Я.
[45] Отношение к вознаграждению различает шептунов и волхвитов: если услуги первых не оплачиваются или оплачиваются опосредованно (подарки, помощь по хозяйству), то вторые «работают» за деньги. См.: Новиков Ю. А. Тримакас Р. Поверья и сказания о «волхвитах» (колдунах). С. 307.
[46] Надежда, дочь Е. В. Золиной.
[47] Кустова Н. А.
[48] Данный сюжет сопоставим с легендами о нищем, в облике которого является человеку Господь, дабы проверить истинность его веры.
[49] «Мифическая» книга, где хранятся «слова», упоминается в мифологических рассказах подобного рода довольно часто. О подобной книжке писала Е. Н. Разумовская: информантка в течение пяти лет собиралась показать ей книжку, в которой записаны слова, но так и не выполнила своего обещания (см.: Разумовская Е. Н. Современная заговорная традиция некоторых районов русского Северо-Запада; а также: Новиков Ю. А., Тримакас Р. Поверья и мифологические сказания о «волхвитах» (колдунах). Нам представляется, что такая книжка – это элемент нарратива, устойчивый мотив, а не элемент реальности.
[50] От одной из информанток был записан рассказ о том, как И. Я. отняла молоко у коровы, которую только что купила информантка, после чего корову пришлось «решить».
[51] Хотя, по словам И. Я. Кучеровой, был «божественным человеком» и «пел на крылосе».
[52] Кстати, А. Я. родом из другого района Вологодской области (Вашки), а «инородность» обычно повышает статус «знающего».
[53] Зап. 2001 г.
[54] Ср. с описаниями смерти святых в житиях.
[55] Кустова Н. А.
[56] Это же отмечают и Ю. А. Новиков и Р. Тримакас (Новиков Ю. А., Тримакас Р. Поверья и мифологические сказания о «волхвитах» (колдунах). С. 306).
[57] Записи Ю. А. Новиков и Р. Тримакас также позволяют им говорить о специализации «шептунов»: «одни врачуют женские и детские болезни, другие считаются знатоками хозяйственных и промысловых заклинаний, третьи лечат людей и скот от змеиных укусов, четвертые – серьезные расстройства нервной системы и т. д.» (Новиков Ю. А., Тримакас Р. Поверья и мифологические сказания о «волхвитах» (колдунах). С. 305). Интересно было бы проанализировать принципы, лежащие в основе подобной специализации.
[58] Сама З. В. Курочкина дать интервью отказалась.
[59] Бредникова Л. П., 1928 г. р., род. в д. Есино. Зап. в д. Есино 24.7.98.
[60] См. сноску 50.
[61] Бредникова Л. П.
[62] Можно выделить отдельную группу рассказов о тех, кому переданы слова, и они учатся ими пользоваться.
[63] Ю. А. Новиков и Р. Тримакас выделяют типы носителей магических знаний в зависимости от их «умения»: 1. Те, кто умеет останавливать кровь, знает несколько заговоров от наиболее распространенных болезней, одно-два универсальных заклинаний-оберега (самая массовая группа, специального термина для их обозначения нет). 2. «Шептуны». Обслуживают не только членов своей семьи и близких родственников, но и всех односельчан; порой за помощью к ним обращаются и жители соседних деревень. Их заговорный репертуар не исчерпывается лечебными, хозяйственными и универсальными заклинаниями; нередко им приписывается способность оберегать от нечистой силы, ослаблять или нейтрализовать злые чары (среди них существует специализация). Их знания окружены ореолом таинственности, однако в них не усматривают ничего сверхъестественного, недоступного человеческому разуму. 3. Колдуны, диапазон действий и магическая сила которых считаются чуть ли не безграничными. См. Новиков Ю. А., Тримакас Р. Поверья и мифологические сказания о «волхвитах» (колдунах). С. 305.
[64] Она ссылается на книгу В. Травинки «Тропинка к здоровью», с. 270.