Каталог > Материалы, исследования > По следам...


        Н.Н.ГИЛЯРОВА

(Москва)

Идеи Е. Линевой и современные направления этномузыкологии
 

Фонограф — лучшая

памятная книжка для собирателя...

Е. Линева
 

Евгения Эдуардовна Линева — легенда русской фольклористики. Ее деятельность, в определенной мере, можно назвать нравственным подвигом ученого и музыканта. О двух, весьма небольших по современным нормам сборниках русских народных песен в широких кругах музыкальной общественности, к сожалению, мало известно. Однако для фольклористов-музыковедов они, являясь раритетом, зачастую недоступным для пользования, представляют более чем эпоху. В этих книгах заключены многие идеи, широко разрабатываемые современной этномузыкологией.
 

Практически, обращаясь к любой из наиболее острых проблем фольклористики, мы отмечаем, что в предисловиях к «Великорусским песням в народной гармонизации», появившимся на свет сто лет назад, этой теме уже были посвящены авторские наблюдения — живые, очень «музыкантские» и удивительно современные. Эти «совпадения» можно объяснить и особенностями самого предмета исследования — русского музыкального фольклора, и менталитетом русского человека, и удивительно острой наблюдательностью ученого-собирателя.
 

Предлагая заниматься «сравнительным песневедением», Е.Э. Линева поставила во главу угла три основные проблемы. Первая из них — голосоведение песен в связи с их гармоническим складом, что повлекло за собой анализ ладовой структуры напевов, представленный в графическом выражении, весьма похожем на современную компьютерную расшифровку. Другая, не менее значительная — анализ ритмической структуры песен. В этой области Линева сделала несколько тонких и очень значительных наблюдений, которые легли в основу воззрений на ритмику русских народных песен и играют важнейшую роль в современном методе анализа феномена. Отметив теснейшую связь ритма с текстом, а нередко и подчиненность ему, Линева, выводит сущность песенной формы из строения лада, ритма, мелодии в связи с родственными вариантами.
 

Особое внимание Е.Э. Линева уделила проблеме тактирования русских песен, теснейшим образом связанной с ритмическим анализом песенных форм. Не желая нарушать правила нотного письма академической системы, она, тем не менее, понимала, что русская песня, особенно в протяжных формах с «ея свободным сложением» не может быть «втиснута в такты». Однако это интуитивное ощущение нуждалось в серьезной научной рефлексии материала, что в начале XX века не представлялось возможным из-за ограниченности записей последнего. Поэтому, стараясь придерживаться принципа записи и публикации песни сначала до конца, разработав графические знаки / и  //  для каденций ( / — половинная, // — стих или музыкальный период после заключительной каденции), использовав термин «тип песни» в значении «основная схема», Линева декларировала задачу будущего. Она пишет: «Может быть, со временем, когда изучение народной песни в теоретическом отношении будет более разработано, а практическое знание ея сделается достоянием большинства музыкантов и певцов, когда многие будут уметь импровизировать и сказывать песни, то такое музыкальное изображение песни, в котором является полное слияние песни с напевом, будет признано самым лучшем»[1]. В современности отечественная этномузыкология вплотную подошла к решению проблемы, о чем свидетельствуют, в частности, разработки А.В. Рудневой[2].
 

Однако если вопросы теоретического, аналитического плана с момента зарождения отечественной фольклористики стояли в поле зрения многих ученых, то особенности народного исполнения или, по терминологии автора, импровизации — третья, в чем-то наиболее значимая для Линевой — практика, собирателя и исполнителя — тема, довольно долго не обсуждалась ни в устных дискуссиях, ни в научной литературе. В наше время мы наблюдаем несомненное обострение интереса исследователей к этой группе вопросов.
 

Тому может быть несколько причин. Одной из них, бесспорно, оказывается тот факт, что в отечественной фольклористике заканчивается пора прямого накопительства материала. В современном быту села, не говоря уже о городе, удельный вес традиционных форм музицирования приближается к нулю. У фольклористов-собирателей возможность непосредственных контактов с народными исполнителями высокого класса выпадает крайне редко. Однако возникновение новых форм культивирования подлинного аутентичного фольклора в городской среде требует серьезного научного осмысления феномена народного исполнительства.
 

Фольклористы XIX–начала XX века уделяли вопросам живого исполнения народной песни очень большое внимание. В предисловиях в сборникам Н. Пальчикова, Н. Лопатина и В. Прокунина, Ю. Мельгунова, А. Листопадова, отдельных статьях С. Капустина, В. Мошкова, Н. Компанейского и других деятелей того времени даны яркие описания самого процесса пения в народном быту, роли отдельных участников этого процесса[3]. Происходило это из-за некоторой «безысходности», так как зафиксировать для повторения замечательные мгновения звучания песни, инструментального наигрыша, хоровода, не представлялось возможным.
 

Исполнитель-практик, Линева противопоставляет исполнительство профессиональное и народное в пользу последнего. Сопоставление «Народ и Мы» декларирует основные принципы народной импровизации: а) одному не спеть, артелью легче; б) народ импровизирует песню, мы заучиваем по нотам; в) народ сказывает песню — мы поем мотив, иногда не зная слов и неясно их произнося. Мы нисходим к песне. Но хороший профессионал всегда создает иллюзию импровизации. В этом и заключается успех исполнения.
 

Расхожее представление о Е.Э. Линевой как об основоположнике фонографической фиксации народной песни привело к тому, что за скобками, вне нашего внимания остались ее тонкие наблюдения-предостережения от чрезмерного энтузиазма по поводу механической записи музыкального фольклора. Линева сравнивала технику записи на фонограф с одномоментной «фотографией». Ценность ее велика лишь постольку, поскольку она дает представление об отдельном эпизоде из изменчивой жизни песни. В этом отношении фонограмма достаточно статична. Нотная же запись, графическое выражение подобной фонограммы эту статичность усугубляет. Поэтому каждый публикуемый образец должен быть снабжен развернутым комментарием исследователя по поводу его живого звучания. Именно это обстоятельство, по-видимому, и привело еще к одной из важнейших теоретических посылок в анализе песен разных жанров, преимущественно протяжных — рассмотрению материала по совокупности вариантов. Причем даже когда автор рассматривает один и тот же сюжет в географически близких традициях, это имеет свой глубокий смысл. У Линевой существует такой термин как «вариант-тип». Она совмещает два, с точки зрения современной фольклористики, родственных, но не синонимичных понятия, имея в виду не только ритмическую форму песенного стиха, но и варианты-подголоски.
 

Противопоставляя исполнение профессиональных музыкантов и крестьян-песельников, Е.Э. Линева подчеркивает мысль о том, что мелодический рисунок песен возникает из их текста. Народ «сказывает песню» — это выражение не раз появляется в предисловиях к сборникам. Отсюда происходит и импровизационность в ее исполнении.
 

В 30-е годы XX века в России вопросы связанные с живым бытованием народной музыки постепенно стали отходить на второй план. Из поля зрения исследователей ускользали почти все детали, которые невозможно отразить в нотной записи. Исчезает эта «детализированность» и из звучания народных песен со сцены. Показательным в этом плане было отношение к тому, что в современности мы называем «распеванием» народной песни. По словам одного из руководителей хора имени М. Пятницкого, «Хор из живого творческого организма все более и более превращался всего лишь в прекрасный инструмент. <...> Теперь уже в хоре им. Пятницкого вообще едва ли удастся записать хоть одну подлинную народную песню, тем более многоголосную»[4]. Написанные в 1974 году строки содержат в себе большую долю сожаления о тех великолепных певцах, песнях, отношению к традиционному искусству, которое несли в себе «Концерты М. Пятницкого с крестьянами» начала XX века. В тридцатых годах культивировались совсем иные методы, иное отношение к песне. «Они, [певцыН.Г.] стали запоминать, выучивать те подголоски, те вариации, те партии, которые были одобрены Захаровым.<...> Не как придется на душу, как это было недавно, а всегда и интересно, с полной творческой отдачей», — пишет в брошюре «Современный русский народный хор» Г. Соболева[5].
 

Однако музыкально-исполнительское искусство все же развивается по спирали, и в настоящее время от заучивания по нотам одного единственного варианта песни, считающего эталоном, образцом для исполнения, от пения «мотива, с неясным произнесением слова», лучшие фольклорные ансамбли современности вновь возвращаются к позиции Е. Линевой. Немаловажным фактором, способствующим этому обстоятельству, оказалась большая доля входящих в состав этих коллективов любителей фольклора, зачастую не владеющих нотной грамотой.
 

То немаловажное обстоятельство, что фольклор относится к искусству устной традиции, часто упускается из виду. Классическое же музыкальное образование построено на традиции письменной. Музыканты за многие годы обучения привыкают иметь дело преимущественно с письменными источниками. Любое прослушивание музыки сопровождается анализом письменного текста произведения. Народное музыкальное творчество принадлежит к альтернативной системе познания законов организации музыкальной речи. В то же время оно способствует пониманию специфики культуры. Таким образом, фольклор — это единственный тип художественной культуры, который дает представление о соотношении устной и письменной традиций, законах их организации, специфике коммуникативной системы, художественного текста, особенностях исполнительства.
 

Музыканты профессионалы долгое время не могли «оторваться от текста» песен, несмотря на установку на изучение устного по своей природе явления, высказываемую учеными-фольклористами, работавшими в первой половине XX века. К.В. Квитка подчеркивал ,что «нотная запись напева сама по себе не составляет памятника этого [народного — Н.Г.] искусства, она не дает представления о многом весьма важном в способе исполнения, о настроенности участников обряда. Когда нотами изображается произведение, бытовавшее в обстановке, о которой ни записыватель, ни читающие запись не имеют отчетливого представления, то есть когда не уяснен социальный смысл комплексного действия, одним из элементов которого является напев, нет достаточных данных для понимания психического состояния исполнителей и эстетических воззрений, формировавших народное творчество»[6].
 

В ряде работ этого ученого также подчеркивалась мысль о том, что преподавать «музыкальный фольклор» должен не только ученый-теоретик (лектор), но одновременно и музыкант-практик. Исполнение народной музыки, согласно мнению К.В. Квитки, должно быть не иллюстрированным приложением к неким историко-теоретическим положениям, а основным действием в лекциях, высокое художественное качество которого должно быть обеспечено при любых обстоятельствах[7].
 

Исходя из вышесказанного мы приходим к выводу, что только последовательный анализ двух содержательных уровней структуры, т.е. музыкально-поэтического текста и исполнительских вариантов песни, способен  привести к серьезным научным выводам и обобщениям.
 

К сожалению, в наше время состояние народных традиций оставляет желать лучшего. В России уже есть регионы, где старинная русская песня оказалась давно и прочно забытой. В экспедиционной практике последних лет мы неоднократно сталкивались с ситуацией, когда в селе или деревне не было ни одного человека хоть в самой малой мере владеющего репертуаром, манерой пения, а иногда просто знающего даже одну песню[8]. Причинам такой катастрофы (я не побоюсь именно этого слова, так как преумножение духовного, интеллектуального и культурного потенциала общества невозможно без опоры на национальные традиции) можно было бы посвятить отдельную статью.
 

В связи с таким изменением ситуации актуальными представляются взгляды Е.Э. Линевой на собирательскую работу. Она выводит четыре основных типа музыкально-этнографических экспедиций. Каждый из них влияет на качество записанного материала и, соответственно, на наши выводы относительно структуры, происхождения, звучания и манеры исполнения песен.
 

Первый тип экспедиции ученый определяла как запись всего, «что идет в руки». «Не имея возможности проверить сравнением верность записей», — пишет Линева, — мы склонны считать их единственным вариантом». Подобные экспедиции были возможны в России в первый период сбора и накопления музыкально-этнографического материала.
 

Для другого типа экспедиции Линева предлагала жить в деревне, изучая округу. По ее мнению, у собирателей такого направления присутствует некоторая односторонность в выводах. Бесспорно, в начале XX века ограниченность научного общения, недоступность источников могли приводить к некоей замкнутости исследования. Однако эпоха компьютеризации в XXI веке снимает эти ограничения.
 

Наибольшую популярность в XX веке получил третий тип поездок — специальные. Так работали отечественные фольклористы в течение длительного времени. К недостаткам подобного типа работы Е.Э. Линева относит «невольную спешность и отсутствие предварительного знакомства с местными условиями и с людьми». Во избежании этих обстоятельств она рекомендует совершать предварительные поездки (четвертый тип).
 

В второй половине XX века отечественная фольклористика применяет метод целенаправленного, планового обследования больших территорий, осуществляемого с конкретными научными целями. В современной ситуации угасающей музыкально-этнографической традиции, когда мельчайшая деталь исполнения, отдельное слово или крошечное упоминание об обряде может оказать значительное влияние на дальнейшую поисковую работу, а впоследствии на результаты теоретического исследования, мы можем говорить о возвращении на более высоком уровне знаний поездок «за песнями» первого типа.
 

Такого рода экспедиции, бесспорно, требуют большой подготовительной работы. Ее участники должны иметь глубокие познания в области смежных с музыкальной фольклористикой наук — диалектологии, этнографии, истории; знать и владеть возможным репертуаром (здесь неоценимы списки записанных ранее в этих местах песен). Необходима хорошая техническая оснащенность таких поездок, позволяющая проводить не только качественные одноканальные и многоканальные записи, но и обязательную фиксацию больших фрагментов работы на видеопленку.
 

Собранный в различных научных центрах России материал требует научного осмысления. Необходимо выполнить завет основателя Кабинета народной музыки Московской государственной консерватории К.В. Квитки: “Музыковеды фольклористы должны <...> доставить самое важное — провести в известность и систематизировать с особым вниманием к географическому распространению собственно музыкальные памятники, то есть записи напевов”[9].
 

Однако среди форм научного осмысления материалов в наше время наиболее перспективными следует признать попытки комплексного описания народной музыкально-этнографической традиции. Безусловно, подобная деятельность требует больших временных затрат не только на аналитическую, но и на полевую работу. Возрастает необходимость в разного рода вопросниках, касающихся, прежде всего, соотношения музыкального фольклора с этнографическим контекстом традиции, а также проблемам народной терминологии, исполнительства и др. Необходима и система записей дневникового толка, которая иногда оказывается бесценной, так как фиксирует не только сам объект записи (песню, наигрыш, хоровод, сказку), но и должна передать атмосферу записи, настроение ее участников-исполнителей и многое другое.
 

В последние десятилетия различные научные учреждения и отдельные ученые — филологи, диалектологи, этнолингвисты, этнографы — вели интенсивные исследования, предпринимая попытки создания обобщающих трудов по описанию фольклорно-этнографических региональных и локальных разновидностей традиционной русской культуры. Отечественная наука развивала методы и принципы, на основе которых стали выходить в свет различного рода этнодиалектные словари и комплексные описания традиции[10]. Конечной целью подобного рода исследований является создание комплексных историко-культурных атласов, энциклопедий и энциклопедических словарей, охватывающих основные ареалы расселения русских и всесторонне отражающих фольклорно-этнографические, этноязыковые и этномузыкальные их особенности.
 

Большинство полевых исследований по разным научным направлениям в России ведется в рамках сравнительно небольших территорий или административно-территориальных единиц. Первостепенной задачей ученых сейчас становится доведение результатов исследования локальных разновидностей традиционной народной культуры до широкой научной общественности. Очень важно, чтобы при этом учитывались все стороны исследуемого локального типа культуры или, иными словами, чтобы исследование было комплексным.
 

Хотя в современной этномузыкологии насчитывается довольно много исследований, ставящих во главу угла описание региональных особенностей той или иной песенной культуры, говорить об их комплексном характере еще рано[11]. Чаще всего, при общей установке на “комплексность” проблематики, они не учитывали все компоненты местной музыкальной традиции как факта народной культуры. Внимания заслуживают материалы (пока рукописные) по результатам комплексного обследования Псковской ( Фольклорный Этнографический Центр г. Санкт-Петербурга) и Смоленской ( Проблемная научно-исследовательская лаборатория по изучению музыкальных культур РАМ им. Гнесиных) областей.
 

Обоснование и уже отработанную методику подобных исследований специалисты вышеупомянутых научных учреждений частично представили в отдельных публикациях и научно-исследовательских работах[12].
 

Безусловно, наиболее важна в настоящий момент разработка единых принципов картографирования музыкально-этнографических особенностей традиции. Хотя в отечественной этномузыкологии и насчитывается несколько научных школ, в наше время уже можно говорить о взаимодействии принадлежащих к ним ученых, и, что представляется даже более важным, о совпадении многих позиций, по которым работают собиратели-фольклористы в поле.
 

Местная песенно-инструментальная традиция должна рассматриваться как факт народной культуры. Она включена в систему жизни этноса. Особенности функционирования напевов и принадлежность их к определенным жанровым разновидностям определяет этнографический контекст[13]. В связи с этим материалы должны рассматриваться по жанрово-функциональным, жанрово-стилевым, а также диалектно-стилевым характеристикам.
 

Определение подобных работ как «этномузыкальных» требует особого внимания к выделению музыкально-стилевых категорий, по которым классифицируются исследуемые явления. В работе над Музыкально-этнографическим атласом Липецкой области мы придерживаемся структурно-типологического метода анализа, разработанного московской фольклористической школой К. Квитки — А. Рудневой и их учениками[14].
 

Принципы взаимодействия стиха и напева, проявляющиеся на уровне ритма, ладовые структуры, выделяемые в связи с ритмическим строением песни, интонационно-мелодические формулы ( попевки) — все эти компоненты песенной стилистики имеют, безусловно, ведущее значение при рассмотрении материалов. Главенствующее положение, прежде всего, занимает выявление ритмической модели песни. Выделение категории “песенного типа” (К. Квитка) позволяет обобщать большие массивы песенных текстов, бытующих на обширной географической территории, принадлежащих различным этническим группам и относящихся к разным жанрам.
 

Анализ ладово-интонационной структуры также выполняется по параметрам, позволяющим выделять типовые моменты в ее организации[15]. Следующий этап — анализ многоголосия, фактуры и исполнительских приемов. Более сложно определить в этом перечне место музыкально-поэтической строфики. Принято считать, что музыкально-поэтическая форма песни — наименее стабильная черта песенного стиля. Между тем, этот компонент стилистики заслуживает самого пристального внимания, также являясь показателем региональной принадлежности, хотя и более опосредованно, нежели ритмическая или ладовая стороны. Схематизированное воплощение музыкально-поэтической строфики довольно единообразно. Но внутреннее содержание этих схем, безусловно, отражает локальную и национальную специфику.
 

Главное внимание необходимо уделять корреляции полученных данных. Именно изучение соотношений позволит выделить явления типовые и уникальные для региональной традиции.
 

Особенностью подобной работы является обилие речевых фрагментов — народной речи в самом широком смысле слова. Многие реалии народной жизни, интерпретация рассматриваемых явлений, эстетическая оценка передаются в статьях словами носителей традиции. Точные, яркие выражения народных исполнителей представляют для исследователя наибольшую ценность, так как они в полной мере передают своеобразие мышления и мировосприятия изучаемого этнокультурного типа в целом. В некоторых случаях «комментарии» представляют анализируемое явление с точки зрения человека, его «прожившего». Именно эти свидетельства непосредственных участников традиционных праздников и обрядов дают возможность выявить многие не очевидные для собирателя мотивировки, без которых зачастую невозможна правильная интерпретация сущности происходящего.
 

Все цитируемые диалектные тексты переданы средствами русского алфавита. При этом в большинстве случаев отмечаются не только специфические диалектные черты («яканье», «иканье», смягчение окончаний личных глагольных форм и др.), но и совпадающие с литературным языком «аканье» и полная или частичная редукция безударных гласных (закатывають, дыжидайся, Ражаство), так как подобные фонетические закономерности могут быть «очевидны» для носителей языка, но не обязательно очевидны и понятны для читателя. В подтекстовках песен используется знак ъ, который обозначает редуцированный гласный, средний между а и ы и может значительно варьироваться по качеству в зависимости от разных позиционных условий. Подобный подход к подтекстовке песен не нов. Он использовался в сборнике Е. Гиппиуса и З. Эвальд «Песни Пинежья», нашел свое продолжение в «Песнях Псковской земли» А. Мехнецова[16]. Язык песен более консервативен нежели разговорный и, что представляется чрезвычайно важным, теснейшем образом связан со стилевыми особенностями музыкальной речи.
 

Для облегчения пользования материалами в подобных работах предусмотрен ссылочный аппарат, отсылающий к близким темам в других статьях. Каждый конкретный текст внутри статьи сопровождается ссылкой, дающей возможность в случае необходимости получить подробную информацию об исполнителе, месте записи, которое может отличаться от места рождения информанта.
 

В приложения и указатели входят: комментарии к песням (паспорта); словарь местных терминов; статистические сведения по результатам обследования; алфавитный указатель песен и инструментальных наигрышей; указатель обследованных населенных пунктов; указатель записанных материалов по жанрам; указатель исполнителей.
 

Реалии современной жизни требуют разработки и электронной версии Атласа, куда должны войти фотографии исполнителей, карты с результатами обследования обрядовых и музыкально-стилевых форм, видео и аудиоматериалы с фрагментами обрядов, песен, плясок и хороводов, игры на народных музыкальных инструментах.

Таким образом, «изменчивая как сама жизнь» народная музыкальная культура требует новых форм исследования. Однако труд Е.Э. Линевой «Великорусская песня в народной гармонизации» остается до сих пор непревзойденным в отношении глубины подхода к собиранию, публикации и научному осмыслению феномена русской народной песни.


 

[1] Линева Е.Э. Великорусские песни в народной гармонизации. Записаны Е. Линёвой. СПб., 1904, вып. 1. С. LXV.

[2] Руднева А.В.  Русское народное музыкальное творчество. Очерки по теории фольклора. М., 1994

[3] См.: Хрестоматия «Русская мысль о музыкальном фольклоре». М.,  1979. С. 180–182, 294–205, 208–216, 220–221, 321–323, 331–333.

[4] Широков А.С. Уж ты, вёснушка. Русские народные песни, записанные в хоре им. Пятницкого. М., 1974. С. 4.

[5] Соболева Г.Г. Современный русский народный хор. М., 1978.

[6] Квитка К.В. Об историческом значении календарных песен // Квитка К.В. Избранные сочинения в 2-х томах. Т.1. М., 1971. С. 78.

[7] Московская государственная консерватория, Кабинет народной музыки. Архив К.В. Квитки. И. 1/9. С. 2–3

[8] Каждый из фольклористов-собирателей может соотнести это мнение о своими наблюдениями. Автор настоящей статьи сталкивался с таким состоянием традиции во многих районах Липецкой, Ульяновской, Рязанской, Орловской областей, начиная с 90-х годов XX века.

[9] Квитка К.В. Об историческом значении календарных песен // Квитка К.В. Избранные труды. Т. 1. М., 1971. С. 98.

[10] Русские. Историко-этнографический атлас. Из истории русского народного жилища и костюма. Украшение крестьянских домов и одежды. Середина XIX – начало XX в. Под ред. П.И. Кушнера (отв. ред.) и др. М.: Наука, 1967; Русские: Историко-этнографический атлас. Из истории русского народного жилища и костюма. М., 1970; Морозов И.А., Слепцова И.С. Праздничная культура Вологодского края. Часть 1: Святки и масленица // Российский этнограф. Этнологический альманах. Москва, 1993. № 8; Духовная культура Северного Белозерья. Этнодиалектный словарь / Колл. авт. И.А. Морозов, И.С. Слепцова,  Е.Б. Островский, С.Н. Смольников, Е.А. Минюхина. М., 1997; С. 144-177; Морозов И.А., Слепцова И.С., Гилярова Н.Н. К вопросу о методике комплексного изучения локальной традиции: шацкий этнодиалектный словарь // Этнографическое обозрение. №1 М., 1999. С.41–66; Морозов И.А., Слепцова И.С., Гилярова Н.Н., Чижикова Л.Н. Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь // Рязанский этнографический вестник. Рязань, 2001.

[11] Исследования региональных культур, на основании которых выявляются как общие закономерности, так и местные отличия в русском фольклоре, в современности играют особую роль. В последние годы отечественная этномузыкология пополнилась монографическими работами, посвященными различным песенным традициям. Были защищены диссертации, посвященные народному творчеству Курской, Вологодской, Белгородской, Рязанской, Псковской областей, песенному фольклору Сибири. См.: Балашов Д., Марченко Ю., Калмыкова Н. Русская свадьба. М., 1985; Гилярова Н. Н. Народная музыкальная культура Мещеры. Автореф. дисс. ... кандидата искусствоведения. М., 1986; Данченкова Н.Ю. Традиционные причитания Владимирской области. Автореф. дисс. ... кандидата искусствоведения. М., 1997; Енговатова М.А. Закамские протяжные песни и некоторые вопросы типологии жанра. Автореф. диссер. .......кандидата искусствоведения. М., 1988; Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть. Междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшеньги (Вологодская область). М.: Советский композитор, 1980; Лобкова Г. Древности Псковской земли. Жатвенная обрядность. СПб., 2000; Мехнецов А.М. Народно-песенная культура русского старожильческого населения Западной Сибири. Автореф. дисс. ... кандидата искусствоведения. Л., 1983; Пашина О.А. Календарно-обрядовый цикл у восточных славян. М., 1998; Руднева А.В. Курские танки и караводы. М.: Советский композитор. 1975; Савельева Н.М. Народные песни русско-белорусско-украинского пограничья. Автореф. дисс. ...  кандидата искусствоведения. Л., 1988; Щуров В.М. Южнорусская песенная традиция. М.: Советский композитор, 1987; Щуров В.М. О региональных традициях в русском народном музыкальном творчестве // Музыкальная фольклористика. Вып. 3. М., 1986. С. 11–47. В последней статье было сделано обобщения по этой проблематике с учетом состояния исследованности музыкального фольклора разных регионов на 1979 год.

[12] Мехнецов А.М. Песни Псковской земли. Л.,1990. Вып. 1; Винарчик Л.М. Мелогеография Смоленского региона и проблемы реконструкции этномузыкального ландшафта. Автореф. дисс. ... кандидата искусствоведения. М., 2000; Картографирование и ареальные исследования в фольклористике. Сборник трудов РАМ им. Гнесиных, вып 154. М., 1999.

[13] Подробнее о значении категории жанра для выявления региональных особенностей фольклора см.: Гиппиус Е.В. Проблемы ареального исследования традиционной русской песни в областях белорусского и украинского пограничья // Традиционное народное музыкальное искусство и современность. М., 1982.

[14] См.: Квитка К.В. Избранные труды. Т. 1, 2. М., 1971, 1973; Руднева А.В. Русское народное музыкальное творчество. М., 1994.

[15] Мы, в данном случае, рассматриваем лад как систему организации музыкальных звуков, образующуюся в результате их ритмически обусловленного взаимотяготения и взаимоотталкивания (Руднева А.В. Указ. работа. С.104).

[16] Гиппиус Е.В., Эвальд З.В. Песни Пинежья. Материалы фонограммархива , собранные и разработанные Е.В. Гиппиус и З.В. Эвальд. Общая редакция Е.В. Гиппиус. М.: Музгиз, 1937; Мехнецов А.М. Песни Псковской земли. Л., 1990. Вып. 1.